В 1992 году, в возрасте одиннадцати лет, Меган перешла в среднюю школу Непорочного Сердца. Это снова была школа, куда Голливудская элита и амбициозные люди посылали своих детей. Основанная в 1906 году и расположенная на красивом склоне холма в Лос-Фелисе, штат Лос-Анджелес, она была и остается подготовительной католической школой для девочек с 6 по 12 классы. И снова это был бастион элитарности. Среди выпускников -Тайра Бэнкс, Люси Арназ, Мэри Тайлер Мур и Диана Дисней, а также несколько девушек, которые сделали себе имя в индустрии развлечений.
Отныне и до поступления в университет Меган будет жить в основном с отцом. Они переехали из дома на Провиденсия-стрит в меньшее и более скромное жилье рядом со школой и его работой.
Меган вспоминала, как она, одетая в свою отличительную католическую школьную форму, проводила время после школы в студии, где работал ее отец. Она узнала все о свете, ракурсах съемки и множестве других приемов, которые составляют волшебство Голливуда. Она рассказывала, как «каждый день после школы в течение 10 лет я была на съемочной площадке «Женаты… с детьми», что на самом деле является смешным и извращенным местом для маленькой девочки в католической школьной форме».
Было много случаев, когда мой отец говорил: «Мэг, почему бы тебе не пойти и не помочь в цехе реквизита, вон там? Это зрелище немного не подходит для ваших 11-летних глаз».
По иронии судьбы именно раса, а не пол, стал для Меган проблемой, хотя эту проблему она старательно держала при себе. По крайней мере, в то время.
Был, например, случай, когда она была вынуждена заполнить обязательную анкету на уроке английского языка. Когда ее попросили указать, к какой группе она относится: к белым, черным, латиноамериканцам или азиатам, она была сбита с толку и спросила своего учителя, что ей следует выбрать.
— Выбирай то, как ты выглядишь, Меган, — вспомнила она, — учительница порекомендовала указать европейскую расу. Но Меган отказалась это сделать.
— Не как акт неповиновения, а, скорее, как симптом моего замешательства. Я не могла заставить себя сделать это, представляя себе печаль, которую почувствовала бы моя мать, если бы узнала об этом. Так что я не стала ставить галочку. Я оставила свою анкету незаполненной — вопросительный знак, абсолютная неполнота — так же, как и то, что я чувствовала.
Это слова не ребенка, который доволен своей личностью, а того, кто задумчив, озадачен неопределенностью и обеспокоен ею.
Позже Меган поговорила с отцом, который сказал ей, что в следующий раз она должна просто дописать свой собственный пункт и поставить галочку.
Это говорит о том, что Меган пыталась примирить конфликты, возникающие из-за того, что она была цветным ребенком, которого сверстники могли считать белой, но на самом деле она не знала, куда она вписывается.
Многие другие американцы смешанной расы, если бы им задали тот же вопрос, без сомнения, ответили бы — черный. Тот факт, что она этого не сделала, показывает, что даже в этом возрасте у нее был более тонкий взгляд на предмет, чем у многих других. Она не была готова отрицать свое африканское происхождение, и не была готова сопротивляться европейскому. Поскольку она явно не выглядела человеком смешанной расы, а единственный родитель, который, похоже, появлялся в школе в то время, был ее отец, многие из ее одноклассников просто считали, что она белая. Однажды группа девушек даже предложила ей вступить в клуб только для белых девушек, и она ответила без объяснений: «Ты что, шутишь?»
По ее собственному признанию, «мое смешанное расовое наследие, возможно, создало серую зону вокруг моей самоидентификации, удерживая меня ногами по разные стороны забора». Позже она будет конфликтовать, чтобы принять это.
«Сказать, кто я, рассказать, откуда я, выразить свою гордость за то, что я сильная, уверенная в себе женщина смешанной расы. Но прежде, чем я смогла это сделать, мне пришлось пробираться сквозь серость, чтобы выйти на свет».
Этот ранний конфликт в конечном счете не только укрепит ее, но и углубит. Она сочувствовала тем, кто также нелегко вписывался в одну из многочисленных шкатулок жизни. По словам ее школьной подруги Элизабет Маккой, «если с кем-то обращались несправедливо, она заступалась за него. Она была по-настоящему порядочным человеком, который заботился о людях, нуждающихся в помощи».
Ее бывшая классная руководительница Кристина Кнудсен вспоминала: «Она поднимала дискуссию на более глубокий уровень. В нее было много глубины, вероятно, из-за ее собственного опыта и тяжелых ударов взросления». Учительница ссылалась на развод ее родителей, хотя в равной степени вопросы, связанные с ее расовой идентичностью, также должны были повлиять на мышление Меган.
Что характерно, Кнудсен не помнила, чтобы расовый вопрос вообще был проблемой в школе. Это было не так уж и важно просто потому, что школа, где училась Меган, была очень многонациональная. Нельзя смотреть на кого-то свысока, потому что у него другое происхождение, нежели у тебя.
Недавнее исследование показывает, что в школе Меган 35% учеников были белыми, 20% — латиноамериканцами, 17% — многорасовыми, 17% — выходцами из Азии или тихоокеанских островов, 5% черными и 6% предпочитали не заявлять своей национальности. В тот год, когда Меган закончила школу, демография была примерно такой же, с той лишь разницей, что чернокожих студентов было немного больше.
Эти цифры означают, что Меган ни в коем случае не была единственной двухрасовой ученицей, и поскольку НЕевропейцы составляли большинство в две трети, она была в большинстве, а не в меньшинстве, если не считать ее внешности.
Меган была умным ребенком. Она с раннего детства была свидетелем того, как ее темнокожую маму принимали за ее няню. Нужно быть лишенным эмпатии, чтобы не видеть, как подобные переживания окрашивают чувства матери и дочери. Они должны были быть истуканами, чтобы не чувствовать себя смущенными, раздраженными, униженными, не осознавать культурное неравенство между черными и белыми, и быть подверженными множеству противоречивых чувств.
Ни одному ребенку не нравится быть не таким, как все. Ни один ребенок не хочет выделяться из толпы. Ни один ребенок не хочет знать, что люди считают его мать служанкой. Поэтому понятно, что никто не помнит, чтобы Меган когда-либо добровольно делилась информацией о своей расе. Не скрывая этого, она по недомыслию избегала этой темы.
Поскольку Непорочное Сердце было католической школой, а католицизм проповедует, что есть как грехи совершения, так и упущения, Меган знала, что упустить возможность самоутвердиться, равносильно греху упущения. Это осознание не могло ничего сделать, чтобы уменьшить давление, которое она чувствовала, когда ее принимали за белую, потому что, хотя она никогда активно не отрицала своего наследия и действительно любила свою мать и семью своей матери, она также этого активно и не утверждала. Такая дилемма была бы трудна для любого ребенка.
Она всем нравилась и со многими была дружна, но у нее не было настоящего круга друзей, она чувствовала себя изолированной при всей своей поверхностной популярности и поэтому уже считала себя одинокой и независимой. Как она вспоминала:
«В моей школе были клики: черные девочки и белые девочки, филиппинки и латиноамериканки. Будучи мулаткой, я чувствовала себя где-то посередине. Поэтому каждый день во время обеда я шла на встречи — французский клуб, студенческая группа, все, что функционировало между полуднем и часом дня, — я был там. Не для того, что мне это сильно нравилось, а чтобы мне не пришлось обедать в одиночестве».
Хотя у Меган была лучшая подруга, Никки Придди (во всех источниках — Нинаки Придди, — прим. переводчика), с которой она училась с двух лет, и они, очевидно, иногда обедали вместе, ее заявления указывают на то, что она чувствовала, что ее расовая идентичность была проблемой, с которой ей было трудно справиться.
Однако вместо того, чтобы жалеть себя или злиться на обстоятельства, она была достаточно позитивна и самоуверенна, чтобы находить решения, которые занимали ее и вызывали одобрение учителей. Это раннее решение проблемы изоляции помогло ей развить уверенность в себе и независимость, которые не только обеспечили ей положительную обратную связь, но и скрыли ее внутренние конфликты за фасадом приветливости.
Эти черты характера сослужат Меган хорошую службу в зрелом возрасте. Выдающийся успех во взрослой жизни может быть первоначально вопросом удачи, но поддержание и использование его в той степени, в какой это делала Меган, являются вопросом твердости, выносливости, решимости и дисциплины. Все эти качества усиливаются, когда человек преодолевает трудности или лишения, и откровения Меган о ее детских трудностях показывают, что она действительно страдала от чувства отчуждения в результате своей двухрасовости. Обстоятельства вынудили ее стать чем-то вроде одинокого волка, а одинокие волки — лучшие охотники.
Хотя борьба за личность Меган никому не была видна в подростковом возрасте, ее решимость уже была очевидна. По словам Марии Поллии, преподававшей ей теологию в младших классах, она была «сосредоточенной девочкой, которая могла размышлять над самыми трудными текстами».
— Она не уклонялась от вызовов, но принимала их, а иногда даже искала их.
В качестве примера можно привести готовность Меган стать волонтером после того, как ее учительница рассказала в классе, что она работает с бездомными людьми. Когда Меган сообщила Поллии, что тоже работала с ними и хочет делать это снова, она отправила ее на кухню Скид-Роу, где работала сама.
«Родные моей мамы родом из Литтла, они всегда помогали обездоленным: покупали индеек для приютов для бездомных в День Благодарения, доставляли еду людям в хосписах, давали мелочь тем, кто просил ее», — рассказывала позже Меган.
Хотя ее приобщение к благотворительности, как и приобщение принцессы Уэльской Дианы, первоначально заключалось в наблюдении за тем, как ее родители жертвуют тем, кому повезло меньше, чем им самим, на самом деле именно через их пример обе женщины превратили первоначальное приобщение в устоявшуюся практику.
Меган теперь полтора года работала в Скид-Роу, и Поллия говорит: «Люди на кухне, которых я знала, рассказали мне, какая она естественная».
Скид-Роу — очень страшное место. Но, когда она стала работать там, она знала имена всех. Несмотря на всю заботу, которую она проявляла к незнакомцам, Меган было трудно вести себя подобным образом по отношению к своему отцу. Никки Придди вспоминала, что «когда Мег стала старше, ей пришлось еще немного воспитывать Тома, а она не могла этого сделать».
Несмотря на натянутый дипломатический канат, по которому она ходила, передавая сообщения между своими цивилизованными родителями, Меган всегда была той, о ком заботились оба родителя, и ей не нравилось, когда эти роли менялись местами. Ее отказ делать для отца то, что она делала для незнакомых людей, дает бесценное представление о ее характере и показывает, что даже в раннем возрасте она знала, где хочет установить границы. Отдавать чужим — это одно. Дарить близким, которые, по ее мнению, должны были бы дарить ей, — это совсем другое.
____________
Позволю себе высказать собственное мнение об этой части книги леди Колин Кэмпбелл, рассказывающей о внутренних противоречиях Меган в школьные годы.
На мой взгляд, проблема крайне надумана и даже выдумана самой Меган, стремящейся показать, как тяжело ей приходилось в жизни, потому что она была не белой и не черной, поэтому не принималась никакими социальными группами, и лишь она одна была такая смелая, чтобы отказаться дозаполнить анкету, в которой нужно было указать свою расу.
Из повествования Леди Си ясно, что тех, кто не определился с расой, было 6%, поэтому Меган не была столь уникальной, как она пыталась показать всем. Кроме того, многочисленные свидетельства говорят о том, что никаких расовых дискриминаций в школе не было и «цветные» были в большинстве, но даже «белые» принимали ее за свою, поэтому эта ситуация не воспринимается мной, как будто Меган была «свой среди чужих, чужой среди своих». Скорее, она была (и остается на данный момент) «и нашим, и вашим», и, как тот хамелеон, меняет свой цвет в соответствии с окружающей средой. Сейчас, когда выгодно быть на стороне «черных», она «черная», но мы помним, когда она писала в своих резюме, что она «caucasian», когда ей было выгодно быть «белой».
К тому же, по многочисленным воспоминаниям людей, знавших Меган в школьные годы, она не была девочкой, вынужденной обедать в одиночестве. Она была обычным общительным ребенком, которую «любили все»: родственники, учителя, одноклассники. Поэтому рассказы Меган о каких-то внутренних конфликтах — это попытка разжалобить публику и показать, какое у нее было несчастное детство. Факты и воспоминания других людей свидетельствуют об обратном.
Книга леди Колин Кэмпбелл содержит очень мало фотографий — буквально полтора десятка на всю книгу, поэтому для публикации перевода я подбираю фотографии сама. Поверьте, для этой части книги было очень трудно подобрать иллюстрации — на всех фото — Меган с друзьями, на лице — счастливая улыбка. Реально счастливая, а не та, которую мы привыкли видеть в последнее время…