В то время как Меган блистала в школе и университете, Гарри, который родился через три года и один месяц после нее — 15 сентября 1984 года, явно не блистал.
Брак принца и принцессы Уэльских рухнул вскоре после рождения Гарри, и хотя они оставались вместе в течение следующих восьми лет, брак на самом деле закончился. Пара избегала близости, за исключением официальных случаев.
Чарльз обосновался в Хайгроуве в Глостершире, в доме, который герцогство Корнуоллское купило для него у виконта и виконтессы Макмиллан из Овендена в 1980 году еще до его женитьбы в 1981 году. По словам тогдашнего камердинера Чарльза, Стивена Барри, который возил Диану туда и обратно между Букингемским дворцом и Хайгроувом на полуночные свидания с принцем, она внесла большой вклад в украшение дома.
Однако после того, как брак рухнул, она решила остаться в Лондоне в Кенсингтонском дворце, в то время как Чарльз обосновался в Хайгроуве. Супруги редко бывали вместе, даже по выходным. Всякий раз, когда Диана собиралась остаться в Хайгроуве, Чарльз навещал друзей. Это было настолько цивилизованно, что он даже позволил ей развлекать ее любовника Джеймса Хьюитта. Известный наездник, с благословения Чарльза он также научил Диану и мальчиков ездить верхом.
Хотя между Чарльзом и Дианой, Томом и Дорией существовала схожая неприязнь, обе пары нашли способ преодолевать мели разочарований в той мере, в какой их дети могли поддерживать хорошие отношения с обоими родителями. На первый взгляд, обе группы родителей стремились к отсутствию открытой враждебности, но только Марклы успешно и последовательно достигали этого. Во многом это было связано с эмоциональным состоянием Дианы. Если бы она была счастлива с любовником, у них с Чарльзом сложились бы относительно цивилизованные, по сути, устоявшиеся отношения. Иногда это могла быть даже нежность, как у брата и сестры, которые не особенно близки, но имеют привязанность друг к другу.
Именно так и происходило во второй половине восьмидесятых, когда у Дианы был роман с Джеймсом Хьюиттом. Однако всякий раз, когда ее любовная жизнь не была удовлетворительной, она направляла на Чарльза весь свой гнев и устраивала бурю.
В такие моменты он был виноват во всем. Он разрушил ее жизнь, став тем, кем был, а не тем, кем она хотела его видеть. Если бы не он, ее жизнь была бы идеальной. Эти сцены были травмирующими для всех, включая детей, потому что, в то время как Чарльз оставался спокойным и делал все, что в его силах, чтобы избежать спора, Диана была его полной противоположностью. Когда она готовилась к драке, то старалась, чтобы она состоялась и чтобы все об этом знали. Она кричала на весь дом. Она оставалась в ярости еще несколько часов. Она швырялась оскорблениями и предметами и всегда доводила себя до слез отчаяния и истерики.
Поскольку Диана никогда не была верна ни одному любовнику, включая Джеймса Хьюитта и Хасната Хана, двух мужчин, в которых, по ее собственному утверждению, она была по-настоящему влюблена до Доди Аль Файеда, и поскольку она всегда искала идеального мужчину, который сделал бы ее жизнь полной, ее любовная жизнь была переменчивой, даже когда она была относительно налажена.
Всегда существовал какой-то непредсказуемый элемент в том, что могло бы вывести ее из себя, потому что ее раздражители не зависели от поведения ее мужа или даже любовника. Это была ее внутренняя потребность чувствовать себя любимой, и чувствовать, что эта любовь была чем-то, на что она могла положиться. Всегда старательно направляя свои извержения в сторону мужа, а не любовников, она не создавала стабильной и счастливой атмосферы дома.
Потом, когда все уляжется, она снова станет безмятежной, покладистой Дианой, которая понимала, что должна оставаться замужем за Чарльзом, и лучшим выходом для них было продолжать вести раздельное, но цивилизованное существование — он со своей любовницей, она со своим любовником.
Однако, когда Диане исполнилось тридцать, она начала задаваться вопросом, почему она должна оставаться замужем за Чарльзом. Она откровенно говорила, что хочет иметь любящего мужа и дочь. Это внесло совершенно новый уровень нестабильности в ее семейную жизнь. Теперь она была спусковым крючком не только тогда, когда была недовольна своей личной жизнью. Теперь она мечтала развестись с мужем и выйти замуж за того из любовников, за кого хотела бы выйти в тот момент — главными кандидатами были Джеймс Хьюитт, Оливер Хор и Хаснат Хан.
У Дианы было преимущество перед Чарльзом, которого не было ни у Тома, ни у Дории, но которое Меган разделяла с Дианой. Обе женщины, начиная с раннего детства, были продуктами разрушенных семей. Обе с раннего возраста учились тому, как существовать между противоборствующими сторонами, как спровоцировать конфликт, чтобы получить то, что они хотели. Обе были мягкими и сладкими, но также были жесткими под якобы уязвимой внешностью. Обе развили в себе тактические способности, присущие только детям в разрушенных семьях. В раннем возрасте они научились смягчать свои действия, вести переговоры и использовать любые инструменты, которые хорошо работали для достижения их цели, какой бы она ни была.
Хотя Меган воспитывалась в более мирной обстановке, Диана, несмотря на всю свою непостоянность, была любящей и заботливой матерью. Кроме того, она была самой влиятельной фигурой в нуклеарной семье Уэльсов. Она настаивала на том, чтобы ее дети росли, как обычные дети. Она решила, что они не будут такими дисциплинированными, как другие королевские дети, а будут проявлять всю свою непосредственность. Чарльзу не позволялось вмешиваться, и не было никакой надежды на вмешательство королевы.
Елизавета II, известная в семье как Лилибет, не была фактическим главой в своей семье. Главой был герцог Эдинбургский, чья роль постоянно оспаривалась и часто подрывалась могущественной матерью Лилибет, королевой Елизаветой, королевой-матерью. Поэтому Лилибет привыкла к двум главенствующим фигурам в своей семье — мужу и матери, которые не любили друг друга и которых она сдерживала в своем желании иметь счастливую и гармоничную семейную жизнь. Ее отношение только еще больше подорвало то влияние, которое она и ее муж имели на своего старшего сына и, следовательно, на его жену.
Хотя Филипп изо всех сил старался установить основные правила внутри своей собственной, Маунтбэттен-Виндзорской ветви семьи, Королева-мать была постоянным источником оппозиции, когда дело касалось Чарльза. Так было с самого раннего детства Чарльза. Она никогда не создавала проблем с тремя младшими королевскими детьми, но постоянно вмешивалась в дела Чарльза, потому что он однажды должен стать королем.
По ее мнению, она лучше всех знала, что нужно короне, а в отношениях с Чарльзом считала, что ни один из его родителей не понимал его так, как она. Она чувствовала, что это ее право, как бабушки и королевы-консорт, ободрять его и давать ему всю любовь и советы, в которых он нуждался.
Таким образом, королева-мать непреднамеренно усиливала вакуум влияния Чарльза в его собственной семье. Вакуум, который также поддерживали его родители, к которым он относился с неприязнью, поскольку к этому времени отношения Чарльза с королевой и принцем Филиппом были далеко не теплыми.
По мере того как Уильям и Гарри росли, становясь все более дикими, в аристократических кругах начали распространяться слухи о том, что они вышли из-под контроля. Покойный Кеннет Роуз, один из лучших журналистов своего времени, который лично дружил с несколькими членами королевской семьи, написал в своем дневнике после уик-энда с двоюродной сестрой Филиппа Леди Памелой Маунтбэттен и ее мужем Дэвидом Хиксом, «как утомителен был тринадцатилетний принц Уильям, всегда привлекая к себе внимание». Неудивительно, что он был так избалован перетягиванием каната своими родителями, придворными, слугами и частными детективами. Гарри был избалован еще больше.
Хотя принц Филипп был отцом семейства, имевшим огромное влияние на троих других своих детей, у него практически полностью отсутствовало влияние на Чарльза. Положение его и королевы, как родителей Чарльза, с годами было настолько подорвано королевой-матерью, что родители и сын фактически отдалились друг от друга. Они старались видеться как можно реже, а когда были вместе, то вели себя вежливо, как незнакомые люди. Между ними не было абсолютно никакой теплоты. Я думаю, что Королева и герцог Эдинбургский хотели бы, чтобы все было по-другому, но Чарльз просто не был заинтересован в этом.
Поэтому Филипп не мог вмешаться в воспитание детей Чарльза, хотя, по мнению всех членов семьи, в этом очень нуждались Уильям и Гарри, поскольку им не хватало достаточной степени дисциплины, чтобы они в конечном счете могли должным образом выполнять свои королевские обязанности. Поэтому оба мальчика продолжали расти в своей дикой манере, а все взрослые члены королевской семьи жаловались на отсутствие дисциплины, которую их мать сочла неуместной.
В то время никто из членов королевской семьи не понимал, что Диана на самом деле поощряла своих сыновей быть непокорными, или что она поощряла Гарри развивать мятежную черту, которая была присуща ее натуре. Об этом мальчики неосторожно расскажут позже, когда она скажет им: «Мне все равно, что вы делаете, лишь бы вас не поймали».
Конечно, Диана ожидала, что они всегда будут хорошо обращаться с прислугой. Она бы никогда не потерпела, если бы они грубили незнакомцам на людях. Она без конца повторяла, что они всегда должны помнить, что они — королевские особы, и поэтому они должны вести себя с миром в целом по-королевски.
Но одновременно Диана проповедовала тот же урок, который преподал своим сыновьям Джозеф Кеннеди: «Ты можешь нарушать правила, пока тебя не разоблачат. Дело не столько в правилах, сколько в том, чтобы тебя никто не поймал, когда ты их нарушаешь». Джо Кеннеди поощрял своих сыновей быть аморальными, прививая им этот кодекс. Диана делала то же самое.
Такое вольнодумное отношение было анафемой для королевской семьи. Правила имели значение. Люди были людьми, и каждый иногда нарушал правила. Но осознание того, что ты подчиняешься правилам, а не стоишь над ними, было важной частью того, чтобы быть по-настоящему королевским.
Никто не был лучшим примером этого, чем король Георг VI и его жена королева Елизавета. Королева-мать с самого начала своего замужества железной рукой в бархатной перчатке управляла своей ближайшей семьей, известной как «мы четверо». Король был под большим пальцем своей жены еще до того, как надел кольцо ей на палец. Две их дочери, принцессы Елизавета и Маргарита, также были воспитаны с самого рождения, чтобы всегда подчиняться своей матери.
Бывшая леди Элизабет Боуз-Лайон была сторонницей счастливой семьи, основанной на хороших манерах и традиционных ценностях, которые нисколько не противоречили королевской жизни. То, как будущая королева-мать устроила жизнь в своей семье, укрепило ее, поскольку она требовала железной дисциплины, придерживаясь во все времена традиционных королевских кодексов поведения. Поэтому Лилибет и ее сестра Маргарет были воспитаны как идеальные принцессы, и только после смерти королевы-матери менее формальная сторона Лилибет получила публичное выражение. А до тех пор она должна быть застегнута на все пуговицы, как того требовала ее мать.
Учитывая, что королеве было за семьдесят, когда умерла ее мать, степень контроля, наложенного королевой-матерью, была поразительной. Контраст между этим королевским образом жизни и образом жизни Дианы был очень резким. Хотя и Лилибет, и принцесса Маргарет были очень похожи по характеру, старшая сестра была по натуре сдержанной, хотя и эмоциональной, но в то же время остроумной и веселой. Младшая была определенно более общительной и неортодоксальной, более возмутительной и даже более веселой, но все это в рамках дисциплинированного королевского поведения.
Несмотря на свою веселую натуру, ни одна из сестер никогда не нарушала королевских границ, воспитывая своих детей. Все шестеро — Принц Чарльз, Принцесса Анна, Принц Эндрю, Принц Эдуард, Лорд Линли и Леди Сара Армстронг-Джонс — воспитывались в соответствии с древними королевскими и аристократическими традициями. Это были хорошо воспитанные дети, которые выросли в хорошо воспитанных, дисциплинированных и традиционно воспитанных членов королевской семьи и аристократов. Это означало, что, находясь на людях, они вели себя так, как от них ожидали, а не так, как им самим хотелось, хотя в уединении собственного дома их стандарты могли ослабнуть.
Конечно, это не относилось к детям Дианы. Обоим мальчикам было позволено «разгуляться», цитируя принцессу Маргарет. К тому времени, когда первенцу Дианы и Чарльза, Уильяму, исполнилось три года, Елизавета II оплакивала его недисциплинированность.
В 1986 году, когда он был пажом на свадьбе своего дяди Эндрю с Сарой Фергюсон, он снискал расположение публики, хотя и не своей семьи, ерзая, высовывая язык и вообще ведя себя как непослушный четырехлетний ребенок.
Гарри, которому исполнился год, был еще слишком мал, чтобы кто-то мог знать, пойдет ли он по стопам своего брата, но предвестники, которые окажутся слишком точными, не были хорошими.
Диана поощряла недисциплинированность, а получила дикость.
До этого момента в британской королевской семье был только один дикий королевский ребенок, о котором можно было только мечтать. Это был покойный дядя королевы Джон, эпилептик и (судя по его поведению) аутист, младший сын покойного короля Георга V и королевы Марии. Неконтролируемый, его отец часто говорил, что он был единственным человеком, которого он никогда не мог заставить повиноваться ему. Неуправляемый, но трагичный Джон умер в возрасте тринадцати лет от эпилептического припадка в 1919 году, через два месяца после окончания Первой мировой войны. Хотя его родители любили его, был почти слышен вздох облегчения, что природа пришла на помощь, ибо все указывало на то, что Джон стал бы главным позором для монархии, если бы дожил до совершеннолетия.
Последуют ли Уильям и Гарри по пути прапрадеда Джона, еще предстояло выяснить, но вопрос о том, как следует воспитывать мальчиков, не был однозначным из-за семейных отношений. Чарльз был любимым внуком королевы Елизаветы, королевы-матери. С ее точки зрения, он не мог сделать ничего плохого. Если он хотел закрыть глаза на то, как воспитываются его дети, она не должна вмешиваться. Более того, она понимала затруднительное положение Чарльза. Она сочувствовала его бессилию как отца и мужа перед лицом такой сильной жены, как Диана.
Королеве-матери было известно о поведении Дианы не только из того, что она знала от своей собственной семьи, но и от самой Дианы. Одной из служанок королевы-матери в опочивальне была бабушка Дианы Рут, леди Фермой, которая так не одобряла поведение Дианы, что к моменту своей смерти в 1993 году уже не разговаривала со своей внучкой. Леди Фермой считала Диану вероломной, опасной и безответственной. Она чувствовала, что та была ужасной принцессой Уэльской, подорвала монархию, была плохой дочерью и внучкой, была кем угодно, только не хорошей женой, и более того, оказалась опасно слабой матерью.
С другой стороны, Диана считала, что ее собственная семья и королевская семья были оторваны от нравов того времени. Она чувствовала, что им всем нужно немного расслабиться, чтобы меньше думать о хорошем поведении и быть более близкими к своим чувствам. Не для нее эта «жесткая верхняя губа».
Была ли она счастлива или грустна, она заботилась о том, чтобы все знали об этом. Она чувствовала, что важно быть в контакте со своими чувствами и показывать их, а не прятать за фасадом хорошего поведения. Во многих отношениях ценности Дианы больше соответствовали ее времени, чем семья, в которой она родилась или вышла замуж.
Она твердо решила, что ее дети не вырастут закованными в смирительную рубашку, как это было с королевскими и в меньшей степени аристократическими детьми. Особенно члены королевской семьи всегда были изолированы от повседневной жизни и даже от обычной дружбы. Даже в поколении Чарльза все британские королевские особы ожидали, что их ближайшие друзья, а зачастую и кузены более низкого ранга, будут обращаться к ним «сэр» и «мэм», а не по имени. Все подружки Чарльза были обязаны называть его «сэр», а брат королевы-матери, сэр Дэвид Боуз-Лайон, должен был обращаться к ней «мэм», даже когда принимал ее в своем доме в Сент-Полс-Уолден-Бери, хотя единственным присутствующим человеком был его добрый друг и сосед Бернетт Павитт.
Именно этот уровень формальности Диана справедливо стремилась изменить. Живя в менее ограниченном мире, она твердо решила, что ее дети получат воспитание, которое позволит им общаться с людьми на человеческом уровне, без тех уродливых ограничений, которые королевские формальности накладывают на членов королевской семьи. Служащие должны были называть их Уиллс или Уильям и Гарри, а не Ваше Королевское Высочество или Сэр. Они могут пойти и побеспокоить прислугу на кухне. В первую очередь они должны были быть людьми, а во вторую — принцами.