Очень жаль, что у Меган Маркл случился выкидыш. Всегда грустно, когда счастливая будущая мама теряет ребенка. Однако также странно, что Маркл решила описать выкидыш в таких эмоционально открытых подробностях на страницах New York Times.
Я думал, Маркл и принц Гарри хотели уединения? Чтобы любители подглядывать оставили их в покое? Но здесь Маркл приглашает не только читателей New York Times, но и людей всего мира понаблюдать за одним из самых сокровенных моментов ее жизни. Она приглашает нас прямо в свою больничную палату, где, по ее словам, были «холодные белые стены», а рука Гарри была «липкой», когда они оба плакали о своей потере. Я никогда не чувствовал себя более вторгшимся в жизнь Гарри и Меган, чем когда читал статью Меган.
Здесь есть неоспоримое противоречие. Даже те, кто восхваляет Маркл как «храбрую» за то, что она написала мини-эссе о выкидышах (слово «храбрый» в наши дни используется слишком беспорядочно), должны признать, что мы живем в условиях необычайных двойных стандартов в отношении вуайеризма. Когда бульварная газета публикует тайно сделанную фотографию Меган и ее сына на прогулке, это — невыносимое вторжение в личную жизнь герцогини.
Когда Mail on Sunday публикует письмо, которое Меган написала своему отцу, и которое ее отец бесплатно передал Mail, это акт гротескного вуайеризма. «Почему газета и ее читатели настаивают на том, чтобы вглядываться в интимную жизнь Меган?», — спрашивают люди.
Тем не менее, когда сама Маркл открывает дверь своим сокровенным эмоциям и приглашает огромную аудиторию по всему миру наблюдать за ее болью, это не вуайеризм. Это смело; это «повышение осведомленности».
В таком случае, почему я чувствовал себя вуайеристом, читающим статью Маркл? Почему я теперь так много знаю о трудностях, боли и эмоциях Гарри и Меган? Я никогда не чувствовал себя вуайеристом, глядя на фото гуляющих по Лос-Анджелесу Сассексов, снятые папарацци, или узнавая, что отец Меган думает об их браке. В конце концов, известность — это то, что присуще знаменитостям, и Томас Маркл имеет такое же право изложить свою версию истории, как Меган и ее друзья.
Но зачем мне знать точные обстоятельства, при которых у Маркл случился выкидыш? Знать, чем в то время занимался ее сын Арчи? Знать о том, что они с Гарри чувствовали и делали в этой холодной белой больничной палате? Мне не нужна эта информация. Это неправильно.
Публичное признание Маркл боли, конечно же, соответствует тому, что сейчас считается законной и респектабельной формой вуайеризма: демонстрации своих ран и слабостей любопытной аудитории под лозунгом «повышения осведомленности». Эти акты эмоционального эксгибиционизма, когда знаменитости рассказывают все о психических заболеваниях, личных горестях, физических недугах и семейных кризисах, отмечаются как воодушевляющие, смелые, как средство, открывающее глаза публике, до сих пор не знавшей (очевидно) об этих проблемах.
Нам часто говорят, что толпы назойливых хакеров и читателей газет постоянно ищут у знаменитостей все больше и больше информации, сплетен, фотографий. Но мне кажется, что сегодня настоящая проблема прямо противоположна этому. В XXI веке нас преследуют знаменитости, уговаривая прочитать о своем биполярном диагнозе, нервном срыве, жестоком детстве и глубокой эмоциональной агонии. Нам нужно обратить вспять призыв Греты Гарбо: оставь меня в покое. Сегодня именно мы, публика, читающие новости граждане, должны кричать знаменитостям, которые никогда не устают от эмоционального эксгибиционизма и чьи личные проблемы занимают так много места в СМИ: «Оставьте нас в покое!». На самом деле, мы вторгаемся в жизнь Меган Маркл или она вторгается в нашу?
Для знаменитостей стало обычным явлением раскрывать свою личную жизнь мировой аудитории. Анджелина Джоли также писала о своей превентивной мастэктомии в New York Times. Крисси Тейген поделилась с миром откровенно тревожной фотографией себя вскоре после выкидыша. Дженни Диски и Джон Даймонд публично завели дневник своей смерти от рака. Мемуаризм стал одержим откровениями. Жестокое обращение, попытки самоубийства, психическое расстройство.
Почему, например, я так много знаю о влагалище Кейтлин Моран? Я не хочу знать.
В своей статье в New York Times Маркл идет еще дальше: она связывает свою личную трагедию с политикой. Она не только раскрывает свою внутреннюю боль, но и политизирует ее, делает ее частью этого странного года болезней, изоляции, культурных войн и насилия. Она связывает свое «невыносимое горе» с ситуацией после смерти Джорджа Флойда, с так называемой «постправдивой» природой нашего времени и с печалью, которую сейчас испытывают миллионы людей в результате коронавирусного кризиса. Свое личное горе она сосредоточивает в очень публичном мире политики. Ее страдания становятся символом страданий мира. Это своего рода неорелигиозная идея: эта женщина несет на себе боль всех нас. Здесь не только раскрывается личное горе; делается попытка поднять г-жу Маркл в высокий культурный очаг в этот самый странный 2020 год. Мне это кажется печальным больше всего на свете.
Маркл говорит, что она и другие «открыли дверь», зная, что «когда один человек говорит правду, это дает всем нам право делать то же самое». Нет, спасибо. Мы решили закрыть эту дверь и оставить что-то для себя. Оставьте нас в покое.